Ее сердце рвалось в Землю Призрака Птицы, ей хотелось посидеть на камне, который, как она думала, был посвящен Скатаху, но из-за недавних событий она сдержала себя. И ей представлялось, что сейчас ей запрещено бывать на лугу и его могиле. Поэтому она обогнула поле и пошла к Ручью Охотника, присела на корточки и стала глядеть на безымянное поле и темную лесную страну, освещенную холодным светом нового дня.
Тот самый лес, который она видела в своем видении, и всадница с вымазанными глиной волосами, прискакавшая оттуда, плачущая, горюющая по умершему…
«Я должна пересечь поле, — зло подумала Таллис. — Я должна найти его имя. Иначе я не смогу найти Гарри. Но на нем нет никаких знаков, нет камней, холмов, деревьев, рвов; ничего. Как же тебя зовут? Как тебя зовут?»
Внезапно она услышала, как кто-то свистит. Очень веселая мелодия. Она напоминала песни, которые Таллис часто слышала за свою жизнь; Кости всегда насвистывал сам себе. Примерно такие мелодии скоро зазвучат в Теневом Холме, под них будут петь и плясать. Но эта мелодия пришла не от танцоров моррис с цветочными шляпами на голове, и не от местных девушек в веселых юбках, в башмаках и шляпках. [12]
Таллис внимательно осмотрела старого человека. Казалось, он только что вышел из Райхоупского леса. Пока она изучала его, на краю зрения мелькали стремительные дрожащие силуэты. Значит, он мифаго; она создала его, из своего собственного сознания, как Пустотницу, как Габерлунги...
Старик не торопясь шел по опушке Райхоупского леса через высокую траву и кусты. И вскоре болотистая почва начала засасывать его. Он перестал насвистывать, что-то раздраженно пробурчал и, резко повернув, пошел прочь от леса, через поле, к Ручью Охотника. Он прихрамывал и опирался на палку. Увидев Таллис, сидевшую на корточках по ту сторону ручья, он поднял палку, приветствуя ее. Она встала.
Незнакомец был очень высок и крепко сложен. Зеленые короткие штаны, тяжелые сапоги и водонепроницаемая куртка, висевшая на его плечах как мешковатый плащ. Очень короткие и очень белые волосы были аккуратно зачесаны набок. Довольно тяжелое бледное лицо, с которого глядели дружелюбные добрые глаза. Улыбнувшись девочке, он сложил губы и опять засвистел. Дойдя до ручья, он сел и начал снимать с себя сапоги.
— Не подумал, что делаю, — сказал большой человек Таллис. — Шел и наслаждался ранним утром; и прямо в яму. Наверно, там не меньше двадцати футов в глубину.
«В полях есть ямы, — подумала Таллис, — но не там, где ты ходил».
Она молча глядела на человека, слегка нервничая... быть может, он не мифаго? Незнакомец беспокойно посмотрел на нее.
— Ты рано вышла из дома, — наконец сказал он.
Таллис кивнула и человек улыбнулся:
— Кот схватил за язык?
Она весело высунула язычок, показывая, котами здесь и не пахло.
Наконец он полностью снял сапоги. Под ними оказались мокрые носки, и он вытянул ноги, давая вставшему солнцу высушить их. Он откинулся на траву и расслабился.
— Ночь я провел в Райхоупском поместье. Очень приятное место. И очень вкусный ужин. Не зря Гарри Восьмой приезжал сюда охотиться. — Он привстал, опираясь на локти. — Я приехал на фестиваль. Ты пойдешь туда?
«Конечно, — подумала Таллис. — Все пойдут на фестиваль народных танцев».
— Если ты пойдешь, мы, конечно, там увидимся. Хотя я и не буду танцевать, увы. — Он хихикнул и оглядел мирный пейзаж. — Имей в виду, — сказал он, — когда-то я танцевал до утра. И однажды приезжал сюда, очень молодым человеком. Я собирал песни. Старые песни. Народные. Фестиваль в деревне очень привлекал людей вроде меня, только что окончивших университет. У этого места есть свое очарование. Магия. Я это не могу объяснить. А ты? Но я знаю, что через много лет меня потянуло сюда, и я чувствую себя возбужденным, как ребенок, которому в первый раз подарили модель поезда. — Он вопросительно посмотрел на Таллис. — Ты боишься меня? Тебе сказали не говорить с незнакомыми людьми?
«Конечно нет, — подумала она. — Конечно не боюсь».
— Конечно не боюсь, — повторила она вслух.
— Ага! Так ты умеешь говорить. А есть какое-нибудь имя, которое ходит вместе с такой осторожной девочкой?
— Таллис, — сказала она.
Незнакомец, казалось, впечатлился:
— Необычное и очень милое имя. И очень хорошее. Когда-то так звали одного очень утонченного человека. Несколько сотен лет назад. Он писал музыку для церкви. Очень хорошую. [13]
Он пошевелил пальцами ног, натянул сапоги и встал:
— Однако фестиваль начинается в полдень, верно? Во всяком случае мне так кажется. — Таллис молча кивнула. — Значит, у нас есть время чем-нибудь перекусить. Кстати, а ты знаешь какие-нибудь песни?
Мужчина и девочка, разделенные ручьем, посмотрели друг на друга. Таллис улыбнулась и громко пропела:
— Бека-бебека овца-чернавка. [14]
Человек засмеялся, его глаза округлились.
— Да. Хорошо. Однако, боюсь, она слишком хорошо известна тем, кто собирает песни.
— Ты собираешь песни? — спросила Таллис.
— Разве я не говорил тебе? Музыка — моя профессия. Я слышал тысячи песен, которых пели тысячами способов; многие из них действительно были старыми и совершенно прекрасными. Но я всегда спрашиваю себя, сколько же песен я пропустил? По меньшей мере одну, точно. Я слышал ее еще совсем молодым человеком, и она убежала у меня из головы прежде, чем я успел записать ее. — Он улыбнулся Таллис. — Было бы замечательно найти ее. Если услышишь ее, зови меня. Новая песня может работать, как заклинание.