— И я буду Теневым, когда вырасту, — сказал он, глядя на местных танцоров моррис горящими глазами. — Я буду Железом! — добавил он, глядя на серебряный меч, вышитый на груди одного из них.
На груди всех десяти танцоров была вышита своя эмблема, дававшая им имя. Таллис знала их наизусть: перо, железо, колокольчик, сова — у этого танцора на шее висела набитая голова совы — дуб, боярышник, плющ, камень, кость и огонь, у предводителя. Предводитель нес просмоленный факел, который будет зажжен ровно в девять вечера — во время самых важных частей церемонии. Кость, самый высокий и сильный из танцоров, нес на поясе большой костяной рог.
— Если ты собираешься стать Железом, — тихо сказала Таллис кузену, — значит, ты больше не будешь моим другом. — Саймон, нахмурясь, поглядел на нее, но она не обратила на него внимания.
Теневые люди станцевали четыре раза и только потом уступили место одной из заезжих групп. Те начали хорошо известный танец. Выстроившись в две линии, по пять человек, они делали вид, что наносят удары ореховыми прутиками, которые, как мечи, держали в руках, и защищаются пришитыми к рукавам маленькими щитами. В конце они оторвали щиты и бросили их в толпу. Та, кто ловила щит «огня», становилась «во́дой», и все танцоры бросались за ней, все быстрее напевая на бегу: «В лес, из леса, в лес, из леса...», ловили ее, поднимали вверх и кричали: «Веревку сожжем и порежем, она умрет, если сможет».
Щит огня всегда бросали молодой красивой девушке, и Таллис хорошо понимала мрачные намеки этой составляющей народной фантазии.
В сумерки к ней подошли родители. Днем они помогали в нескольких второстепенных зрелищах и теперь собирались домой, ужинать. Таллис решила остаться, и ей сказали не отходить от Саймона. Однако после того, как Китоны исчезли с деревенской площади, Саймон убежал и Таллис осталась одна.
Глядя на толпы взрослых, напиравших со всех сторон, она — наконец-то! — увидела того большого человека, с которым говорила на берегу Ручья Охотника; он шел по дороге на дальней стороне деревни. Его окружала толпа народа, и все они медленно шли к месту, за которым начинались зеленые поля. Именно там, немного позже, состоится последнее представление фестиваля — Теневой танец.
Было уже девять, вот-вот должны были начаться главные церемонии. На светлом небе уже вспыхнули первые звезды, искры от умирающих угольков бычьего костра еще носились в воздухе; два прожектора освещали серый фасад и темные окна церкви. Атмосфера в деревне изменилась, люди притихли, в воздухе чувствовалось растущее возбуждение.
Таллис сжалась и стала протискиваться между взрослыми, пока не добралась до того места на дороге, где только что видела мистера Уильямса. Скоро она нашла его, сидящего на полотняном стуле; рядом сидели два местных старика, еще четыре расположились вокруг. Судя по виду, все они были фермерами: грязные сапоги; с плеч свисают объемистые серые плащи или свободные твидовые куртки; волосы, подрезанные высоко над ушами, открывают белую кожу между темными шляпами и загорелыми лицами. Имена некоторых она знала: Поттенфер, Чисби, Маддерс. Дымились трубки, крепкие желтоватые пальцы сжимали зажженные сигареты. Они медленно говорили, на диалекте Кости, и Таллис с трудом понимала их речь, хотя сама родилась в деревне. Но мистер Уильямс, который громко смеялся и тихо говорил, казалось понимал все.
Все они сидели лицом к улице, на обочинах которой уже расставили незажженные факелы; все было готово к «бегу огней». Предводитель Теневиков зажжет свой факел от угольков костра и даст старт эстафете. Потом он оббежит площадь, пробежится по окраинам деревни и зажжет все пятьдесят факелов. И всю общину окружит двойная стена огня.
И если ни один из факелов не погаснет, когда он вернется к большому дубу, деревня будет в безопасности от самого Темного!
Таллис встала рядом с широкими плечами мистера Уильямса, сморщив нос от тяжелого запаха табака из трубки ближайшего старика.
— Каждый год он бежит все быстрее, — проворчал старик.
— Это мы стареем, — ответил мистер Уильямс. — Поэтому и кажется, что он бежит быстрее.
— В старину факелы часто тухли, — пробормотал курильщик. — И начинались беды.
— Да уж, сейчас факелы делают получше, — криво усмехнулся мистер Уильямс, и все фермеры рассмеялись.
— Зато в старом факеле была магия, — тихо сказала Таллис.
Мистер Уильямс нахмурился и резко повернулся на стуле. Он довольно тяжело дышал, от его одежды пахло табаком и пивом, хотя он не держал в руке ни трубки, ни стакана. Таллис подумала, что у него очень бледное лицо. Увидев девочку, он мгновенно узнал ее, и его глаза весело сверкнули.
— Неужели? А новый факел? В нем нет магии?
— Только в новой песне, — сказала Таллис. — Ты сам сказал мне. Утром.
— Да, — согласился он, очень довольный. — Да, я сказал.
— И как, нашел?
Он скривился.
— Если ты хочешь спросить, услышал ли я новую песню ?.. — Он удрученно тряхнул головой. — Несколько хороших вариантов старых. И ничего нового.
— И той потерянной песни?
— Нет, увы.
— А у меня для тебя есть одна, — весело сказала она.
— Да ну?
Толпа взревела. Предводитель Теневиков взмахнул факелом и ударил им по умирающему огню; факел ярко вспыхнул, осветив сгустившуюся темноту. Предводитель пересек лужайку, подбежал к воротам церкви и ударил по второму факелу. Потом юноша помчался вокруг центральной площади, и каждый факел на его пути вспыхивал ярким светом. Казалось, за ним льется огненный поток. Кто-то пробежал мимо группы стариков, сидевших на стульях; пламя реяло в спокойном воздухе; ночь запахла смолой. За ним бежали дети, а за детьми — две собаки. Шум сместился от центра деревни к околице, вдоль которой затаились демоны.