Саймон занервничал. Он подобрал палку и держал ее как копье, подняв над плечом.
— Я иду домой, — сказал он. Закат окрасил небо в оранжевый цвет, с черными прожилками облаков. Это напомнило Таллис об огне, горящем далеко за лесом, за темной страной.
— Погоди, — сказала она и, мгновение поколебавшись, мальчик вернулся назад.
— Я боюсь, — прошептал он. — Это цыгане.
— Это не цыгане. Они — мои друзья.
Саймон взглянул на лесистый склон. — Твои друзья?
— Да! И одна из них рассказала мне часть истории. Мне нужно рассказать ее тебе, чтобы сделать ее настоящей...
— Расскажешь дома.
— Я хочу рассказать ее сейчас. Здесь. На могиле.
Озадаченный Саймон посмотрел кругом.
— На могиле? Это старый форт. Сама знаешь. Из него выезжали храбрые воины, сверкали мечи, грохотали щиты...
— Здесь сжигали мертвых, — возразила Таллис. — Дымились кости. А теперь молчи.
Он сражался против отца и был изгнан в место, где не было настоящего камня. В этой странной земле он был один и занимался только охотой. Он охотился с оружием, сделанным из кости, ясеня и полированного обсидиана. Он скакал на диких жеребцах. Он бегал с собаками, высокими как лошади. Его копья с костяными наконечниками пронзали лососей, чья чешуя отливала серебром. И он обзавелся когтями совы — в этом безумном мире они помогали путешествовать далеко.
И все это время его неодолимо тянуло туда, где он родился. Но пути назад не было, и хотя он скакал на север и на юг вдоль огромной горловины, находил пещеры и древние могилы — там дули странные ветры, — он не мог убежать из сна и достичь своего мира.
Он привязал к рогам оленя свой белый флаг и на его спине забрался в горы, но у самой вершины зверь сбросил его.
Он сделал каноэ из коры дуба и дал реке нести его, но ночью он заснул и проснулся уже на берегу, у самого склона, ведущего к воротам его замка.
Он попробовал использовать магию и вошел в странный лес. Здесь он нашел образ женщины, вырезанный на дереве; в лунные ночи она оживала. Он полюбил ее и прожил в лесу долгие годы.
Но как-то раз из ночи и сна к нему пришла мать. Она взяла его за руку и повела к горловине. Там она посадила его в свою барку, и он положил голову на подушку, сделанную из ее платьев. Она призвала дух своего отца, который появился в виде животного. Выманив из него магию, королева перенесла ее в барку, которую подхватил поток и на этот раз она пересекла реку. Мать смотрела, как он уплывает. Так началось его путешествие домой.
— Ты закончила? — спросил Саймон. Он выглядел очень испуганным. Таллис услышала его слова, но ее мысли бродили далеко отсюда. Она глядела на то место, где встретила женщин в капюшонах, где они — наконец-то! — коснулись ее.
Но почему они внезапно так испугались?
— Мы должны немедленно возвращаться, — растерянно сказала она. — Здесь что-то происходит. Не знаю, что. Но я боюсь.
Вторая подсказка Саймону не потребовалась. В ту же секунду он сорвался с места и побежал.
— Не хочу, чтобы меня зажарили на вертеле, — крикнул он на бегу.
Трусость кузена рассердила Таллис. Выбежав вслед за ним через ворота земляных валов, она крикнула:
— Ты уже достаточно большой и знаешь, что все эти истории о цыганах придуманы только для того, чтобы не дать нам утонуть в пруду!
— Так я и думал, пока не увидел, как старые карги прибежали за нами сюда, — крикнул Саймон, уже достигший подножия холма.
— Саймон, подожди! Что-то здесь не то...
На полпути к подножию холма она остановилась. Земля двигалась, деревья раскачивались; весь холм дрожал, как в лихорадке. Теплый летний ветерок закрутился, превращаясь в вихрь, пахнуло снегом.
— Саймон! Вернись...
— Увидимся дома!
Стало темно. Слишком темно. Неправильно темно. Несколько мгновений назад стояли сумерки, а сейчас настала ночь, хотя на западном небосклоне еще виднелась блестящая оранжевая полоса.
У подножия Барроу-Хилл она припала к земле, сообразив, что весь мир трясется. По Ручью Охотника бежала сильная рябь. Заросли ольхи тряслись так, что почти шипели. В небе над ней ночные облака образовали вихрь, воронка которого нацелилась на земляные валы. Она представила себе, как Белая Маска опять касается ее головы... говорит слово... оолериннен... оолеринница... пустотница...
— Я пустотница, — вслух сказала Таллис. — Все идет через меня. Я делаю ворота. Я поймала в ловушку Саймона. Саймон!
Закричав, она вскочила. Саймон, далекий силуэт, все еще бежал. Внезапно землю вокруг него изогнулась, как змея. Что-то вырвалось в воздух, разбрасывая вокруг себя темноту. Мальчик исчез.
— Саймон!
Она бросилась бежать. Раздался громкий треск, земля перед ней открылась, в воздух взлетел фонтан зловонного пара, а вслед за ним в этот мир скользнул камень и поднялся в ночь, разбрасывая в сторону дерн. С него хлынул дождь грязи. Камень закричал, как зверь, устремился вверх, на два ее роста, потом на три. И начал наклоняться...
Таллис, пораженная, отскочила назад.
Огромный монолит задрожал, начал падать, сокрушая деревья, и тяжело ударился о землю; от страха живот девочки завязался в узел.
Я не могла такого сделать...
Она перешла вброд вздувшийся ручей. Перед ней, там, где поле начинало подниматься, показалось огромное дерево, его шишковатый ствол изгибался и корежился под действием невидимых сил. Наконец оно треснуло, как будто его сломал ураган, и там, где сломанная часть упала на землю, образовалась грубая арка, через которую хлынул блестящий зимний свет; потом оттуда вылетел шквал снега и ужалил кожу Таллис.