Больше она ничего не разглядела, потому что мальчик закричал изо всех сил, указывая на нее. Всего одно слово, как поняла Таллис, улепетывавшая от лесного человека, гнавшегося за ней:
— Райятук! Райятук!
Она летела через темный лес, меняя направление; ей все время казалось, что мужчина вот-вот схватит ее, но, оглядываясь, она не видела никого. Тем не менее она слышала, как высокая фигура из кабинета ворчит, сражаясь с колючками, вцепившимися в него. Наконец Таллис вырвалась на белый свет и перебралась через проволочную изгородь.
Оказавшись снаружи, она быстро огляделась и пошла через высокую траву, подальше от деревьев. Ветер шевелил проволоку, шуршали листья. В лесной полумгле медленно возникло мужское лицо, обрамленное зелеными листьями. Оно уставилось на нее и нахмурилось. Таллис остановилась, спрашивая себя, рискнет ли мужчина выйти из леса и погнаться за ней. Через какое-то время лицо исчезло.
Оно было без бороды и не раскрашено.
И всю дорогу до дома ее не отпускало ужасное чувство, что кто-то невидимый идет за ней, скрываясь за кустами.
Весь полдень она читала и только к вечеру начала находить какой-то смысл в расползающихся строчках, хотя и не понимала большую часть того, что смогла разобрать. Наконец глаза заслезились от усилий разобрать текст. Она закрыла книгу и спустилась вниз. Отец сидел в гостиной, работая за круглым столом; между пальцами дымилась сигарета. Увидев, как Таллис тихо вошла в комнату, он потушил окурок в стеклянной пепельнице.
Из музыкальной комнаты слышались звуки гамм, уже час разыгрываемых Маргарет Китон. Таллис положила дневник на стол, гаммы сменились сонатой, и девочка облегченно вздохнула, радуясь знакомой игре матери.
Отец вдохнул воздух и внимательно оглядел мокрую книгу.
— Что это такое? Ужасно пахнет. И где ты ее откопала?
— В Райхоупском лесу, — ответила Таллис. Отец посмотрел на нее, слегка раздраженно. Он только что вымылся — сегодня вечером Китоны шли в гости — и от него слабо пахло лосьоном после бритья.
— Еще фантазии? — пробормотал он, закрывая гроссбух, над которым работал.
— Нет, — спокойно ответила Таллис. — Это лежало в столе разрушенного дома на краю леса. Оук Лоджа. Я ходила туда, чтобы исследовать.
Отец какое-то время глядел на нее, потом улыбнулся:
— Видела призраков? Или следы Гарри?
Таллис покачала головой:
— Никаких призраков. И Гарри. Но я видела мифаго.
— Мифаго? — Короткое молчание. — Одно из бессмысленных слов твоего деда. Что это такое?
Таллис поднесла дневник туда, где сидел отец. Она открыла одну из страниц, до которой вода не добралась и где почерк Хаксли было разобрать легче, чем в других, более неистовых записях.
— Я пыталась прочитать текст, — сказала она, — но мало что поняла. Хотя почерк понятный...
Китон взглянул на слова и тихо прочел:
— Я открыл два мифопоэтических потока энергии, текущих в коре головного мозга — мифаго-форма из правого полушария, реальность из левого. Но где зона пред-мифаго?У-Дж верит, что в стволе головного мозга, самой примитивной части нейромифогенетической структуры. Однако, когда он инициирует мифогенезис в лесу, мы регистрируем активность и в мозжечке. Увы, у нас слишком грубое оборудование, быть может мы измеряем психическую энергию неправильно... Полная чушь. Не имеет никакого смысла. Звучит научно, но на самом деле абсолютная абракадабра. — Он перевернул страницу. — Вновь появилась форма Гуд, очень агрессивная. Этот конкретный Робин вовсе не веселый парень, а какой-то доисторический лесной демон...
Он задумался и посмотрел на дочь.
— Робин Гуд? Тот самый Робин Гуд?
Таллис энергично кивнула:
— И Зеленый Джек. И Артур. И благородный рыцарь сэр Галахад. И Сучковик...
— Сучковик? Ради небес, это кто еще такой?
— Не знаю. Но тоже герой, вроде бы. Еще до римлян. Там есть и героини, некоторые очень странные. И все в лесу...
Джеймс Китон опять глубоко задумался, пытаясь понять.
— Что ты такое говоришь? Эти люди все еще живут в лесу? Чушь собачья.
— Они там! Папочка, я видела некоторых из них. Женщины в масках. Дедушка тоже знал о них. Иногда они выходят из леса и шепчут мне.
— Шепчут тебе? Что именно?
Из музыкальной комнаты послышались неистовые аккорды. Таллис посмотрела на разделявшую их стену и повернулась к отцу:
— Как делать всякие вещи. Куклы, маски, все такое. Их имена. Как рассказывать истории... как видеть вещи... и о пустых путях...
Китон тряхнул головой. Он потянулся за новой сигаретой, но только покрутил ее в пальцах и не зажег.
— Ты совсем сбила меня с толку. Это одна из твоих игр, верно? Одна из фантазий?
Таллис разозлилась. Она откинула назад волосы и холодно посмотрела на отца:
— Я так и знала. Ты всегда отвечаешь так на все...
— Остановись, — предупредил он ее, махнув пальцем. — Вспомни, кто в доме главный...
Таллис, не испугавшись, попробовала опять:
— Я видела их. Много раз. И олень. Мой Сломанный Парень. Все знают, что он должен был умереть много лет назад. Но он все еще здесь...
— Я никогда не видел его.
— Нет, видел! Когда я родилась. И его видели у леса, когда ты был еще мальчиком. Все об этом знают. Он — легенда. И реальность, но он вышел отсюда! — Таллис постучала пальцем по лбу. — И отсюда... — Она стукнула пальцем по лбу отца. — Все это написано в книге.
Китон коснулся открытой страницы, аккуратно взял ее пальцами и медленно перевернул. Долгое время он молчал, только крутил пальцами сигарету. Наконец она сломалась и он бросил ее. Похоже, он разрывался между двумя противоположными точками зрения. Быть может, его дочь слегка поехала мозгами, но вот перед ним дневник ученого, и там написано нечто еще более странное, чем видения дочери...